Замечательно! Отвечаю последовательно, поскольку - есть на что отвечать.
Все персонажи, которых я ввела в дискуссию, имеют к Бродскому самое непосредственное отношение. Моей оплошностью было то, что я пребывала в слепой уверенности по поводу столь же пристального интереса к личности Бродского, каковой испытываю сама. То есть, высказываясь о Евтушенко или Вознесенском, я обосновывала свое согласие с оценками Бродского, который считал Вознесенского абсолютным и даже воинствующим пошляком, цитируя троп "чайка как плавки Бога", и с оценкой Евтушенко, которого Бродский считал добровольным стукачом.
Говоря о друзьях Бродского, я, с одной стороны, обосновывала его оценки, в частности, оценку Кушнера, с другой - опровергала, в отношении Рейна. И тут то, что для Бродского, в силу разных обстоятельств, аксиома, для меня, как постороннего, софизм.
Рейна Бродский считал близким другом юности. И оставался верен этому тезису до конца. Тут я могла бы привести в пример мое отношение к дружбе, но Вы, Дмитрий, почему-то считаете это уходом от темы. Хотя ведь нельзя понять чужой опыт дружеского участия, если у тебя нет своего собственного. Поэтому продолжу в общем. Я очень хорошо понимаю, что такое - любимый друг. Ты видишь все его слабости и все прощаешь, потому, что твоя сила нуждается в подопечном. Тебе необходимо отдавать и делиться, а твой, более слабый друг, открыт для приятия. Ты многое способен ему дать и в ответ слышишь искреннее "спасибо". Но Бродский был настолько опутан неизлечимой саморефлексией, что и "спасибо" не ждал ни от кого. Или довольствовался минимум миниморе. Я это хорошо понимаю. Так вот Рейн, после смерти Бродского, не расщедрился на "спасибо", а стал постфактум повышать свою самоценность за чужой счет.
Бродский довольно много и щедро раздавал оценки, считая, что он - счастливчик, лауреат, а те, кто остался на родине - невинные жертвы. Приведу еще два примера, я - очевидец. Кублановский, вполне заурядный стихоплет, которому Бродский тоже неосторожно выдал рекомендацию, презрительно отмахнулся от журналиста - я уже все сказал о Бродском, сколько можно ко мне приставать... Юнна Мориц, которую Бродский рекомендовал как лучшего российского поэта для ее визита в Америку, постфактум негодовала: Бродский думал только о себе. Почему не помогал Сереже (Довлатову)? Подумаешь, одна публикация в "Ньюйоркере"... В то время как сам Довлатов был за это беспредельно благодарен.
Понимаете, Дмитрий, если Вы сейчас, в рамках своей или чужой темы, станете выносить свои суждения о творчестве, допустим, Джека Лондона, я не возражу Вам ни единым словом. И если Ваше вдохновение меня захлестнет, тут же схвачусь за его тексты. И только тогда стану словесно рукоплескать или оппонировать, только на основе прочитанного и продуманного.
Я действительно готова говорить с Вами о Высоцком, поскольку отношусь к нему не менее нежно, чем к Бродскому. И, соответственно, подтверждать или опровергать каждый Ваш тезис, либо расширять рамки понятия о том или ином явлении в его творчестве.
Конечно, описывая свой сон, я раскрылась полностью и искренне. Спасибо огромное Сергею Берегову за деликатное понимание. Видимо, раскрылась для того, чтобы Вы и Сергей Обедиентов ухватили меня за эту "пятку" и продемонстрировали безусловное превосходство. И флаг вам в руки, друзья мои, но куда Вы помчитесь с этим флагом, на какой баррикаде установите?
Как говорила героиня пьесы "Собака на сене", "понять меня необходимо"...

Потому что главное мое желание - чтобы каждый, до конца и досконально, понял самого себя.